О трудовом воспитании детей нашими предками
По мнению российского экономиста О. А. Платонова, русский труд никогда не сводился к совокупности действий или навыков, а рассматривался как проявление духовной жизни, причём трудолюбие было характерным выражением духовности. Этнограф М. М. Громыко в своём исследовании «Мир русской деревни» отмечала, что общественное мнение крестьян высоко оценивало трудолюбие как важнейшее качество человека. Аналогичным было мнение других исследователей народной жизни. Так, Т. А. Бернштам напоминает: «Духовной основой трудолюбия служило прочно укоренившееся в крестьянской среде христианское представление, что труд благословлён Богом. В повседневности оно проявлялось, в частности, в пожеланиях, которые адресовали работавшему: «Бог в помощь!». Что касается мнения самого русского народа, то одних поговорок и крылатых выражений типа «Без труда нет добра» он создал бесчисленное множество.
В крестьянских семьях на Руси детей очень рано приучали к систематическому труду. Это являлось не только главным вопросом воспитания, но и было способом выживания. Именно на первых годах жизни ребёнка взрослые видели залог того, каким человеком он станет. Эту особенность подметил русский историк начала XX века В. И. Семевский, который, обобщив свои описания губерний конца XVIII века, заметил, что если ребёнок «измалолетства» не приучался к сельскохозяйственным занятиям, то в дальнейшем он уже не имел к ним «усердствующей способности».
В народной педагогике складывались свои приёмы и традиции воспитания. Подход к воспитанию своего потомства в народной среде был очень строгим. Баловать детей было не принято. Поручения домочадцам отдавались главой семейства в приказном тоне, и никто не перечил ему. Этнограф И. В. Власова в своём исследовании отмечала, что воспитание мальчиков и девочек нацеливалось на то, чтобы они стали в будущем хорошими семьянинами. Требования к мальчикам были строже, чем к девочкам, так как они должны стать будущими кормильцами и главами семейств. Девочки должны были думать о своём будущем семейном положении. Всё их свободное время уходило на создание приданого. Это была одежда для себя и будущего мужа, бельё, домашние ткани, постель. У каргопольского краеведа из Волосова В. И. Роева можно прочитать, что «девочки с 10–12 лет умели прясть, вязать, шить».
К сожалению, большинство крестьян не признавало пользы обучения детей в школе. Востребованность знаний целиком определялась практической пользой в овладении каким‑либо делом. Что касается девочек, то господствовало мнение, что им грамота вообще не нужна. Большую роль играли и природно-климатические условия. В «Обзоре Олонецкой губернии» за 1902 год говорилось: «Обширная площадь губернии, малолюдность и разбросанность деревень… крайне неудовлетворительные пути сообщения значительно влияют на возможность учащихся на обучение в школах».
Подчас школа имела в своих стенах лишь до 50 % от общего числа детей школьного возраста. Причинами такого положения, как уже сообщалось, были расстояния, дороги, отсутствие тёплой одежды и обуви, необходимость помощи по дому с 10–11 лет. Так, в отчёте инспектора за 1876 год об осмотре народных школ в Вытегорском, Каргопольском и Пудожском уездах сообщалось, что «бедность заставляла родителей отвлекать от учения мальчиков с 10 лет, особенно в тех местах, где производится заготовка леса. Здесь все дети этого возраста уже участвуют вместе с отцами в вывозке леса».
Возрастные критерии и связанные с ними трудовые обязанности для детей были чётко очерчены. Они в основном измерялись семилетиями. В первую семилетку жизни, которая считалась детством, мальчик постигал азы крестьянского труда. Его учили запрягать лошадей и ездить на них верхом, управлять ими, водить на водопой, пасти в ночное время. С 6–7 лет мальчишки умели сгребать сено, загонять скотину из общего стада на двор, оказывать помощь старшим при бороновании земли. С этого возраста они начинали мастерить игрушки, плести лукошки и короба, помогали отцам при изготовлении мебели, рыболовных снастей и прочего.
Во вторые семь лет наступало отрочество: мальчикам выдавались порты (штаны), девочкам — длинная девичья рубаха. Десятилетний возраст отмечен новыми трудовыми обязанностями детей. С этого времени начиналось освоение сложных «взрослых» занятий: мальчики учились шить сапоги, девочки ткать. Нередко уже в 7–9 лет дети начинали подрабатывать «в людях»: родители отдавали мальчиков в подпаски, девочек в няньки. Всеми необходимыми навыками для самостоятельной жизни подростки овладевали уже к окончанию отрочества, т. е. к 15 годам. Мальчик становился правой рукой отца, а девочка — полноценной помощницей матери.
В 10–13 лет отроки считались готовыми к участию в отхожих промыслах. Чаще всего подростки отправлялись вместе с отцами на лесозаготовки. Они валили деревья, обрубали вершины и сучья, корили бревна. Поскольку оплата труда на лесозаготовках была относительно высокой, на заработки отправляли и девочек. Отходники объединялись в артели — семейные, родственные или земляческие. В семейных артелях труд отцов и детей-помощников оплачивался суммарно — плату за выполненную работу получал глава семейства.
Глядя на отца и старших братьев, мальчик перенимал навыки рыболовства и охоты. Уже к 8–9 годам отрок обычно умел расставлять силки на мелкую дичь и птицу, стрелять, удить рыбу или бить её острогой. К 11–12 годам подросток мог вступить во взрослую промысловую артель в качестве подсобного работника и к четырнадцати, пройдя испытательный срок, стать полноценным её членом. Тогда он начинал вносить значимую долю в семейный бюджет и переходил в разряд взрослых «добытчиков» и завидных женихов.
В юности за мальчиком закреплялись хозяйственные обязанности, которые приобретали чёткое половое разделение. Отрок не ухаживал за младшими братьями и сёстрами, не занимался огородом, но должен был косить, пахать, молотить, ухаживать за скотиной (кормить, убирать навоз). Земледельческий труд в суровых северных условиях являлся настоящим подвигом. Именно он был подтверждением полноценного мужского статуса. К 14 годам подросток сам мог вспахать землю. Олонецкий краевед К. Петров, побывав в середине XIX века в Поонежье, писал: «Онежанин с 14 лет уже сам себя кормит и помогает семье своей». Девушки готовили, стирали, мыли, поддерживали порядок в доме и огороде, доили корову; жали и вязали в снопы рожь, владели всеми стадиями обработки льна на волокно. Полной работницей они считались в 15 лет. К этому времени хорошая невеста должна была уметь испечь хлеб и стряпать.
По мере взросления детей сфера использования их труда постепенно выходила за пределы родительского дома. На работу по найму в пределах волости детей отправляли с семи-девяти лет. При одинаковой со взрослыми нагрузке и выработке труд детей в целом оплачивался многократно ниже. Характерно, что наиболее ранняя «специализация» детей, зарабатывающих вне дома, связана с нищенством: в кризисных ситуациях пятилетние дети не только обеспечивали собственное пропитание, но и добывали хлеб своим близким.
Семейная школа воспитания включала поощрения, похвалы, рассказы о старших, опытных работниках. За успешно выполненное задание ребёнка всегда хвалили и поощряли. Малышей называли «дитё», «дитятко», «младень» и другими ласковыми прозвищами. В воспоминаниях И. И. Забивкина есть немало указаний о том, что дети работали весело и радостно: «Но немало увидишь теперь и детишек. Звонкоголосые плуты, восседая верхом на лошадях, запряжённых бороною, весело перекликаются, боронуя засеянные полосы. Сосредоточенное серьёзное отношение отцов к работе не пугает их».
Честь человеку воздавалась прежде всего по его работе. О мастерах и профессионалах своего дела в народе с уважением говорили «золотые руки». Известный российский писатель, автор исторических романов Д. М. Балашов (1927–2000 гг.) подсчитал, что русский мужик в начале XX века владел 15 специальностями. Вызывает интерес высказывание поэта и писателя В. А. Солоухина (1924–1997 гг.): «Говорим всё время о бывшей России, как стране сплошной неграмотности, темноты, невежества. Как будто грамотность только в том, чтобы знать буквы алфавита и уметь что‑нибудь прочитать. Ведь полно было умельцев, мастеров своего дела. А буквы алфавита? Тьфу. Любой дебил выучит их за неделю». Сейчас все дети быстро овладели интернетом и мобильной связью, но поставленные в обычные житейские проблемы проявляют беспомощность.
Крестьяне резко осуждали лень, неумелое или недобросовестное отношение к труду. На общих сенокосах, помочах и других коллективных работах проявлялись сообразительность, сила и ловкость каждого. По результатам работы крестьянина судили об его умелости в ведении хозяйства. Так, мнение односельчан при выборе невесты складывалось прежде всего от наблюдения за её работой, а затем уже по её одежде собственного изготовления.
Благодаря полученной в детстве трудовой школе, дети вступали во взрослую жизнь прекрасно подготовленными и адаптированными. Кроме трудового воспитания детям прививали чёткие моральные принципы: почитать старших, помогать нищим и убогим, гостеприимству, уважению к плодам своего и чужого труда, основам веры. Мужчина должен был уметь защитить свою семью и обеспечивать её материально. А женщины и подростки в случае необходимости могли заменить мужчин, которые уходили на длительные отхожие промыслы. Следствием такого воспитания, жизни с оглядкой на Бога были крепкие семейные устои и низкий уровень преступности на Каргополье, в Олонецкой губернии, на Русском Севере.
Трагические события, с которыми столкнутся рождённые в конце
XIX — начале XX века русские люди, будут действительно жестоким испытанием — революции, гражданская война, коллективизация, массовые репрессии и прочее. Выдержать такие трудности могли только умеющие работать и владеющие профессиональными навыками сильные и стойкие натуры. Многие согласятся с тем, что нынешнее население Японии, Китая и Индии, т. е. стран, достигших феноменальных результатов развития, не случайно имеет репутацию трудоголиков. Уверен, что северные крестьяне были такими же настоящими тружениками. К тому же люди работали на себя, а, как известно, своя ноша не тянет. Всё радикально изменилось, когда крестьян загнали на колхозные трудодни. Эксперты утверждают, что в СССР одна треть населения работала не в полную меру, спустя рукава. К чему это привело — общеизвестно.
Несколько лет назад наш земляк А. Г. Кабринский опубликовал интересные воспоминания о каргопольской деревне середины 1950‑х годов. Приведу два фрагмента из его книжки «Вот моя деревня» (2019 г.). «Самостоятельность, привычку преодоления пустых страхов родители воспитывали в нас не назиданиями, а постоянным включением в реальную жизнь деревни. Очевидно, авторы принципа советской педагогики связи воспитания с жизнью сформулировали его на основе опыта народной педагогики».
«В целом же крестьянское воспитание сформировало в моём характере любовь к труду, неприятие праздности, ответственность за свои поступки, выдержку и самостоятельность — качества, которые помогли мне в дальнейшей жизни».
Как‑то в 2017 году я прочитал в нашей районной газете воспоминания восьмидесятилетнего ветерана из Ухты, который поделился своими переживаниями: «Удивляюсь я, почему мы сейчас живём так, что труд у нас стал не в почёте. Все ждут, что государство им что‑то выделит. А сами палец о палец ударить не хотят. Раньше скот держали, чтобы нормально жить, теперь ни одной коровы в деревне нет. Человек создан трудом, и если такого не имеется, то он просто деградирует».
Наши предки были великими тружениками и стремились в соответствующем духе воспитать своё потомство, что было абсолютно правильным. Думаю, что по данной проблеме нужны дополнительные исследования педагогов.
С. Рягузов,
преподаватель педколледжа
